* * *
Несколько смертных строк смертному телу
столько же светлых мук светлому взгляду
бедный твой город: картонный, а белый белый
белой гостиной славный фонтаном садом
скаредный всхлип а выдох на всё согласный
сводной одной минутой явился скудный
смутный вид сбоку сиял красотой напрасной
ссадиной рта простудной
так проплывая слои атмосферы серной
мягкие ткани памяти проникая
вслед тебе льется лес ели и желны
достигая тебя зеленея вовсе смывая
* * *
Цветы живут быстрее тленья вишен
еще быстрей и слаще жизнь вина
я имени села сюда не слышу
но белая сладка его стена
быстрей белей и слаще наших стен
там церковь по колено в чернозем
* * *
Одна война зимы две месяц рыбьей кости
я покажу себя тебе еще
три сладкое клейменое плечо
космодемьянской на допросе
теперь смотри когда они пройдут березы и табак дурного цвета
затем опять голландия и эта –
чьи створки А нам небо раздерут
где всё плескался твой зеленый глаз
нежадно искажая всё живое
где я одна с тобою
где нету нас
* * *
Где ночь отвесная в падении свободном
ни перьев золотых ни каблуков
там гладь небесная еще надежней водной
смыкается и не дает кругов
второе солнце смерти поднималось
железное над городом Но мы
не слушая его опять пытались
прикрыться пыльною одной полой зимы
одним ее невнятным одеялом
от собственных холодных светлых глаз
вторая стража смерти всё кричала
по имени не забывая нас
Всё отделенное страницею, двумя ли,
всё неопасное невидимо. Усни,
чума идет по улице. Едва ли
после войны ты вспомнишь эти дни
* * *
шведская датская лодка гуляет во тьме
черная бабочка рядом со мной на стене
знай я носящихся лодок боюсь и огня
бабочек справа и слева и возле меня
жизнь обернулась как слабый исколотый миф
черные бабочки грудью садятся на риф
и как в янтарь неизбежно врастают в коралл
ты не спасешь меня ты это сразу сказал
выйдешь на улицу лодка несется смеясь
веслами врозь на ладонях поющая грязь
дома вся тьма или гости с железом в руках
демоны воют в зеленых зачумленных рвах
* * *
Сон... смертным потом волосы твои
к остывшей прилипают голове
о господи сейчас твоей щеки
я прикоснусь на снеге и траве
где ты стоишь пускай ни звук ни свет
уже не проникают до тебя
но для прикосновенья смерти нет
и жизни нет но только
ты любя
* * *
дома как стопки детских книг
лежащих поперек
возьми меня с собой на юг
где каменный песок
возьми снеси меня к себе
где легкая вода
смотреть как тихо почему целует никогда
* * *
я маленький японец в кипятке
вода почти до дна достигла
вот врач идет с предсердием в платке
и к тряпочке платка оно прилипло
а смерть выходит из-за леса
с такой же тряпочкой в руке
ты не ходи ко мне моя принцесса
я маленький японец в кипятке
* * *
Убогие глаголы и проводка
снаружи стен
так близко находящаяся ветка
от ясных вен
она одна железная дорога
опасней нас
ее железных десен длится нега
впадая в лес
* * *
Не тихой бедности но нищеты роскошной
ищу забыть приметные поля
пусть: я лежу в земле, а воздух и земля –
как две страницы склеились оплошно.
У некоторых крыш ограды высоки
у слов иных есть выклики и сплески –
над нами птицы жалобно-легки
и оттого у них движенья резки.
* * *
Сон разроссийский куст
одна моя мечта
смотреть как белая клубится пустота
в его ветвях суставах красноватых
жестокий век я
требую всего
что мило мне:
жестокая расплата
и зимняя несчастная любовь
и, темная, пусть расцветает кровь
в моем шприце легко
как пар любезных уст
февральским вечером летит в холодный воздух
