* * *
Красивый дом на Моховой,
Пузатый и высоколобый,
Бурчал суставчатой трубой
И разговаривал утробой.
Я в нем гостил. Была весна.
О нашем шёпоте и смехе
В подъезде сером у окна
Нелестно отзывалось эхо,
Скулила комнатная дверь.
Казались сном и дом, и птицы
В сирени за окном... Теперь
Мне стали ярче яви сниться
Тот хрупкий расслоенный свет
(Сквозняк трепещет за гардиной),
Скрип двери, старенький подъезд,
Где провода сплелись с лепниной,
Как сожаленье сплетено
С тобой, тем домом, той весной.
* * *
В рюмке темный шартрез точно патина,
Эстетизм, треп-в-сетизм, декаданс.
По привычке еще привлекательны
Легкий флирт и фривольный фри джаз.
Чем мы связаны? Только ошибками.
– Принесите, пожалуйста, счет!
Говорим с неживыми улыбками
И жалеем, что короток шот…
В пошлом свете витрин вид замученный
У такой еще ранней весны –
Все фальшиво насквозь, как задумчивый
Взгляд любовника бывшей жены.
* * *
В этой табличке так мудро не значится цель.
«Зал ожиданья»… Лишайник на ветхом крыльце,
В зале – зеленая краска, табло на стене,
Пыль на окне. В ожиданья застывшем огне
Муха долдонит секунды в стекло головой,
Рядом сухая: смирилась. На стульях гурьбой
Замерли молча – не спрашивают: кто? куда?
Ждут одиночки несбыточные поезда.
* * *
Здесь разряженный воздух свободы, тоска duti free.
Иностранная речь, что костюм маскарадный, нелепа.
Что я делаю здесь? Пустота, невесомость внутри.
Только скуку и сон привезу сувенирами с неба.
А когда прилечу – саксофон в переходе метро.
И качнется вагон, прибежит озорная бутылка, проливая ситро,
Будет носом в ботинок мне тыкать.
Улыбнусь оттого, что здесь все как тогда, в нулевые.
И забуду, что жизнь это только задержанный вылет.
5-я линия
Прошло пять лет с тех пор, как въехал…
Все вывезли. Осталось эхо.
Почуяв опустевший кров,
Летят стервятники стихов
И мысли (с нехорошим смехом)
О том, как через пару дней
В мемориальный мой музей
Заселятся, сорвут обои,
Расписанные мной, тобой и
Толпою живших здесь друзей...
И нет причины бередить
Холодный горький ком в груди –
Бесформенный свинцовый опыт.
Дом продан, а вернее – прожит,
Но все равно – все впереди.
Крыша
В небо по лестничной шахте
Жизни свои перельем,
В город бездонный, распахнутый,
Открытый, как перелом.
Мысли здесь кажутся меньше –
Смешаны, растворены, –
Словно прожитые женщины,
Словно забытые дни.
* * *
Глядя вниз на двор, стоял минуту,
Приоблокотясь на парапет.
Кто-то смотрит на меня как-будто.
Может, кошка? Оглянулся – нет.
В тот момент навязчиво казалось,
Что я образ в чьей-то голове,
Точно чья-то мысль меня касалась.
Недоптица, перечеловек,
Я уже лечу на дно колодца –
Странное смешное существо.
Тот, кому я снюсь, сейчас проснется,
А потом не вспомнит ничего.
* * *
Мыслей о будущем нет и в помине.
Время дрожит, но в беззвучном режиме.
Кофе не стынет, не рушится дым, и
Мы тоже будем всегда молодыми.
Мы это те, кто судьбу не толкует,
А, не фильтруя, жрет прямо такую.
В доме пустом у окошка танцует
С юной улыбкой, с висками седыми.
* * *
Вот – стерла. Снова провела.
Сощурен глаз, отставлен локоть –
Ее зверюшечья серьезность
Так трогательна и мила!
Украдкой смотришь на портрет:
Рисунок сделан «на отлично»,
Но сухо натуралистично:
Есть точность, только жизни нет.
Вдруг черную рисует рамку.
Зачем ее? А ну, не сметь!
Сквозь дрожь рождается догадка:
Кивая челкой, как лошадка,
Тебя срисовывала смерть.
* * *
Ветка с белыми цветами все лежит в моем кармане,
Потому не оставляет запах ночи и грозы.
В этих лоскутках увядших – яблоневом талисмане –
Заключаются азы.
Остальное – что сложнее – это только дым и копоть,
Мысли и переживанья – злы и мелочно грубы.
… В свой черед проступят сами, на бумагу будут капать
Из прокушенной судьбы.
