В царстве Ара
Камнеломка. Тюльпаны. Медвежьи следы.
Ветер. Скалы. И близкое небо.
Отчего в царстве Ара приснился мне ты,
Когда с богом общалась я слепо.
Зеленели стрекозы. Звенели стрижи.
И казалось – мы близко от рая…
Само солнце над нами блаженно кружит,
Над обрывами вдруг замирая.
И насупились горы, как стадо быков, –
Возвращение было нелепо.
Аралезы * презрели массивность оков,
Суету, что встречала нас где-то…
* * *
Ты, танцующий у мусорного бака
и жующий чёрствую булку,
ты сегодня счастливее меня.
Ты не один – с тобою собака
и я в окне, пьющая чифирь.
Ты, танцующий дерзкий танец
и манящий свободой,
ты сегодня безумнее меня.
На щеках умирает румянец…
И в камине нету огня…
Одиноко стою у Хорива
и челом к истукану стремлюсь…
Я пуглива, наверно, пуглива –
я у края любви
и любви боюсь…
* * *
Я молюсь вслух,
листая пустые глазницы на улицах.
Асфальт дышит слякотью и поздней прелостью.
Небо армянское, усталое, хмурится…
Который круг
не созидаю… разрушаю… распутица…
Тесно мне в неловкой и ненужной спелости,
когда весна с погибшей совестью судится…
А мальчик тот
бежит по лужам… И я – его попутчица…
Не будешь отважной… и нету той смелости…
Мне за угол: там я же – разлучница…
* * *
Станция «Морец».
И поезда летели –
«Москва-Камышин-Волгоград».
Зыбучий дом.
Дрожь измученной постели.
Рисунки в школьную тетрадь.
Стены разбегались
тихой паутиной
А утром –
жар и креозот.
Дед Василий
взваливал меня на спину,
конфетой ублажая рот.
Станция «Морец».
То связка родословной.
Отсюда все дороги в мир.
Тридцать...
Счастлива
по-взрослому условно
в застенках городских квартир…
Покушение
Сухая, жилистая камнеломка.
Чем больше солнца, тем злостнее корень врезается в скалу,
дробя камень,
тем яростнее она разбрасывает свое потомство,
набирающее рост и мощь с каждым днем.
Расползаясь, как враждебная рать, по каменистой вертикали,
покушается на великана, хранящего душу Ара.
Вытягиваю из трещины длинные корни.
Камнеломка умрет на моей фарфоровой тарелке,
вдоволь напившись хлорированной воды.
И будет прекрасна в своей ядовито-зеленой смерти.
* * *
В янтарной россыпи гуляет Михр **.
Его пальто давно не по размеру.
Устав от браконьерских хитрых игр,
Я сматываю сетку глаз. На веру
Меня пытаешь.
Я солнце положу в пустой стакан
И кипятком залью, любовь смакуя.
А жизнь бежит. Сорву сейчас стоп-кран,
Чтоб с губ твоих поймать три поцелуя.
Ты это знаешь…
* * *
не живи за других – живи с ними
чёрной меткой на сердце – ты
со своими глухими, немыми
и со страхами пустоты
я – степнянка… всегда безгранична
ветер пробую только на вкус
кто-то строил мне башню девичью
и просыпал по ветру грусть
целлулоидный мир обесцвечен
скучно, мрачно и жизни нет
круговая порука и вечны:
ропот…
совесть…
муки…
обет…
* * *
Все бы идти и идти к тебе. И не дойти...
Чтобы ночи потом просыпались стихопадом.
Чтобы ты остался девственным в космосе моего мозга.
Чтобы сердце осталось наполненным трепетом предвкушения.
Не дойти...
И от отчаяния давить лужи с сумасшедшим поэтом,
разбрызгивая уставшее от жары ереванское небо,
и обливаться соком солнечных абрикосов,
и стряхивать божьих коровок,
с невинным бесстыдством тварей предающихся любви на моем лице...
Все бы идти и идти к тебе.
И не дойти...
