Фото: Иван Трояновский
Фрагмент почти детективного романа «Три жизни студента Кости Гайкина» из книги «GAUDEAMUS. Картины из жизни студентов»
Костя карабкался по балконам университетского общежития. Такой путь проникновения в обитель был единственно возможным для человека, не проживающего в нем и притом несущего с собой целый гастрономический набор, включающий разного рода специальные напитки. Костя спешил на потрясающую по размаху и составу участников гулянку, обещавшую перерасти в полный приятных неожиданностей вечер, когда, начавшись в одном составе в шестнадцать часов, застолье продолжается в основательно измененном составе к двадцати часам и в совершенно обновленном составе часам этак к двадцати двум. Для Кости это было продолжение вечеринки, поскольку для пополнения запаса горючего, которого в любом случае не хватает, ему пришлось полчаса назад покинуть общежитие, при этом он с вполне искренней радостью и сердечностью распрощался со злодейкой вахтершей, зная, что, во всяком случае сегодня, он ее уже не увидит. Костя карабкался вверх, и этажи проходили перед его взором, как картинки чужих жизней.
На втором этаже, где располагалась так называемая гостиница для гостей университета, балконы были захламлены обычными квартирными вещами. В углу белели деревянным телом изготовленные вручную еще во времена завоевания Сибири лыжи, которые последний раз использовались пять лет назад, да и то, скорее всего, не по назначению. Может быть, для отпугивания ворон, пытавшихся украсть с балкона замаринованное мясо. Лыжи были снабжены тесемочками, при помощи которых можно прикрепить себя к этому спортивному снаряду и потом поломать ноги при первом падении. Прислоненный к стене стоял таз таких размеров, что в нем можно выкупать взрослого волосатого мужчину, не замочив пол. Когда такой предмет быта падает на пол, ближайшие соседи за стеной с перепугу валятся на пол, как при бомбежке. В другом углу стоял старый письменный стол, уютно обжитый голубями внутри и уделанный ими же снаружи. Было ясно, что здесь проживает семья аспирантов, о чем свидетельствовала также аккуратная шеренга пустых бутылок, покрытых пылью. У постояльцев гостиницы и студентов не принято хранить на балконе лыжи, тазы и пустые бутылки, которые вообще не принято хранить.
На балконе третьего этажа реяли на ветру предметы женского туалета, в углу, на полу, стояли початые банки с вареньем и прочими вкусными вещами. Здесь жили девочки. Одна из них увидела в окно Костю и помахала ему рукой, Костя галантно раскланялся. Студент третьего курса должен уметь галантно раскланиваться, стоя на перилах третьего этажа.
На четвертом этаже Костя заметил корпус гитары без передней панели, почти доверху набитый окурками. В углу аккуратной кучкой были сложены носки, примерно одинакового цвета ввиду заношенности. Посреди балкона стояла трехлитровая банка с тремя солеными огурцами – очевидно, припасы к празднику. Здесь обитали юноши. Только они так трепетно относятся к музыкальным инструментам, атмосфере в комнате и праздничным продуктам питания.
Восхождение, точнее восползание, на восьмой этаж близилось к завершению. Костя уже слышал музыку из окна и радостный рев кого-то из своих друзей – «А вот и Натаха-раздеваха!», – и попал бы он на желанный балкон, если бы не одно давнее событие.
Десятью годами раньше на этом балконе сидел молодой сварщик Василий и приваривал очередной прут в решетке. Обычно он работал добросовестно и не торопясь, даже несмотря на то, что общежитие скоро сдавалось в эксплуатацию. Однако в этот раз ему пришлось поспешить, так как бригадир Петр Иванович распорядился уже накрывать праздничный стол, чтобы отметить на рабочем месте день рождения сварщика Василия. Портвейн и кильки в томате выглядели на деревянном ящике столь изысканно и соблазнительно, что нервы бригадира не выдержали, и он при помощи специальных строительских выражений убедил Василия побыстрее закончить работу. Сварщик заторопился и вместо того, чтобы сделать аккуратный шов, только прихватил последнюю арматурину в балконной решетке.
Шло время, балкон перекрашивали несколько раз, и никто не обращал внимания на плохо приваренную железку.
Став на бетонную перегородку между соседними балконами седьмого этажа, Костя выпрямился и взялся правой рукой за верхнюю часть железного прута в решетке, отпустив левую, чтобы перехватить. Арматурина не выдержала и стала отгибаться вниз, так как ее нижняя часть была приварена надежно. Все эти упругие и пластические деформации проходили у Кости на глазах, и он попытался схватиться за балкон второй рукой, но не успел и полетел спиной вниз с высоты восьмого этажа.
Падая, он увидел, как рывком удалился желанный балкон с девушками, выпивкой и музыкой, однако пожалеть об этом не успел, потому что голова его с хряском ударилась о бордюр тротуара, и сознание его исчезло, как со вспышкой исчезает изображение на экране телевизора после щелчка выключателя.
Если поразмыслить, то сварщик Василий, в сущности, не был виноват, не для того существуют на балконе решетки, чтобы на них вешались. С другой стороны, его халатность привела к неприятному событию. Только Василий не знал об этом, поэтому совесть его была чиста.
В комнате было тихо, иногда раздавались голоса, но они вязли в этой тишине и как бы пробивались до Костиного слуха сквозь невидимую ватную преграду. Свет шел ниоткуда, то есть в помещении не было совсем темно, но источника света не было видно. Бордовые стены едва мерцали при таком освещении, и временами, когда мерцание прекращалось, они как будто отодвигались вглубь.
Костя сидел у стены и пытался понять, где он и что с ним произошло. Глаза его тем временем привыкали к полутемному помещению, и он получил возможность осмотреться. То, что он увидел, его озадачило.
По всей комнате вдоль стены сидели люди, и все они чем-то очень различались. Если точнее, это были абсолютно разные люди. Костя сначала не понял, в чем дело, но потом до него дошло: его соседи по комнате были одеты в совершенно невообразимые костюмы самых разных эпох и народов. Один из них, тот, что напротив, зачем-то напялил на себя римскую тогу с темной каймой; другой, рядом с ним, вырядился в кожаную куртку на меху и прижимал руку к лицу, сдвинув на затылок летный шлем с очками; третий был в брюках и грязной рубашке, покрытой бурыми пятнами; четвертый уставился на полы своего белого халата и перебирал их руками.