Художник: Мария Бойнова
Pedro Almodóvar: «Nobody sings. There’s no humour. I just wanted restraint» // The Guardian. – AUGUST 7, 2016 ISSUE. Перевод с испанского Александр Лоскутов.
Когда международный кинематограф в конце 80-х впервые открыл для себя испанского режиссёра и сценариста Педро Альмодовара, тот уже больше 10 лет был почитаемым режиссёром у себя на родине. Его фильмы, черпающие вдохновение из социальных низов и возвышенной мелодрамы — шокирующие, скандальные, полисексуальные истории о порнозвёздах, панк-рокерах, серийных убийцах и мятежных монахинях, — давно признаны классикой европейского кинематографа. Однако после фильмов «Всё о моей матери» и «Возвращение» Альмодовар перестал использовать тематику насилия и извращения. Вместо этого режиссёр сделал акцент на эмоциональной сложности, стилистической элегантности и высокохудожественной рассудительности. Ярче всего они показаны в его новом фильме «Джульетта», снятом на основе трёх рассказов канадской писательницы и Нобелевского лауреата Элис Манро.
В июне Альмадовар получил звание почётного доктора Оксфордского университета, наряду с композитором Арво Пярт, дизайнером Apple Джонатаном Айвом и другими всемирными знаменитостями в сфере науки, права и образования. Да, в этом есть некая пикантная ирония, что режиссёр религиозной сатиры «Нескромное обаяние порока» был почтён вместе с чешским монсеньором. Увидев себя на видео с церемонии награждения, он сказал: «Я думаю, что это пародия на «Сестричка, действуй».
На той же неделе я встретился с 66-летним Альмодоваром в лондонской гостинице. Он был в восторге от laudatio (официальное название церемонии награждения на латыни), которую он ещё выучил, будучи мальчиком и учась в религиозной школе-интернат в Эстремадуре. «Церемония прошла великолепно. Я отлично знаю латынь, поэтому для меня было сущее удовольствие слушать landatio, отчасти потому, что я понимал, о чём идёт речь. Это было эхо былых времён, но с современной точки зрения. Мне понравилось. Что-то на уровне Нобелевской премии», — говорит он, наклоняясь через стол, одетый в светло-мандариновую рубашку поло, копна седых волос делает его похожим на лохматого родственника Дэвида Бирна.
Последние два фильма Альмодовара ознаменовали его возвращение к ранней экстравагантной форме. «Кожа, в которой я живу» воссоединила с его самым знаменитым открытием. — Это мрачная хирургическая драма с трансгендерным твистом. Менее успешным оказался «Я очень возбуждён». Фарсовая комедия об авиалайнере, так полибившаяся испанскому зрителю, но не до конца понятая в других странах (проблема в переводе, который является политической аллегорией, изображающей Испанию без надёжного пилота у руля).
Но Альмодовар возвращается снова в кинематограф с его самым тяжелым фильмом «Джульетта». Основанный на рассказах канадской писательницы Элис Монро из сборника «Беглянка», он рассказывает историю одной женщины, сыгранную двумя актрисами, с которыми Альмодовара ранее не работал: Эммой Суарес (Джульетта в зрелом возрасте) и Адриана Угарте (в молодости). Сложное повествование, состоящие из флешбеков, включает в себя страсть, любовный треугольник, с последующей за ним трагедией. Альмодовар полагает, что вместо мелодрамы у него на этот раз вышла «чистая драма».
«Не то, чтобы мои другие фильмы были непристойными», — объясняет Альмодовар на испанском (он общается в этом интервью на своём родном языке и ломанном английском, иногда спрашивая нужные слова у своего переводчика). — «Непристойный» в испанском языке обычно используете в моральном контексте, что мне не очень нравится. Я просто хотел чуть больше сдержанности».
Он старался избавиться в этом фильме от отличительных признаков своего стиля: «Никто не поёт, никто не говорит о кино, и вообще нет никакого юмора. Мне приходилось заставлять себя, иногда во время репетиций проскальзывали комические элементы. Мне показалось, что это лучший способ передать всю боль этой истории. И также, вы знаете, это прекрасно, что после двадцати фильмов, я смог что-то изменить. Это то, чего я хотел бы».
Альмодовар надеялся адаптировать истории Манро несколько раз и даже разложил её книги в некоторых сценах «Кожа, в которой я живу». Изначально он хотел снять фильм на английском языке, назвав его «Тишина», где главную роль сыграла бы Мэрил Стрип. Но в конце концов он отказался работать на английском языке и в канадской культурной специфике мира Монро. Альмодовар адаптировал историю ближе к своей родине — Мадрид, Галисия, Пиренейский полуостров: «Это не совсем верная адаптация, но мне пришлось приспосабливать сценарий под Испанию».
Он обожает рассказы Манро, потому что «там есть так много того, что я могу идентифицировать с собой, — домохозяйка, которая пишет» (в предыдущих интервью он неоднократно называл себя «домохозяйкой»). Сущность письма Манро, – отмечает Альмодовар, – «огромная непредсказуемость. Что мне нравится больше всего в ней — то, что её невозможно перенести в кино, её комментарии о многих событиях — незначительные комментарии, но они самое главное в истории. В конце книги, я меньше знаю о персонаже, чем знал в самом начале. Для меня это очень важно».
В результате Альмодовар решил, что его героиню сыграют две разные актрисы. «Я не доверяю старческому гриму. Это отстраняет меня от фильма. У актёров в возрасте есть что-то, что не способны показать молодые актёры: глаза, взгляд, походка, язык тела», — говорит он.
Это может стать coup de cinema для зрителя, который помнит ангельскую внешность Эммы Суареc с 90-х годов в сюрреалистической экзистенциальной драме Хулио Медема «Рыжая белка». Спустя два десятилетия её внешность и стиль игры приобрели величественную серьёзность, которая выглядит абсолютно убедительной.
Что же касается молодой Джульетты, её играет переполненная энергией звезда популярного телесериала «Нити судьбы» Адриана Угарте. Режиссёр её выбрал на эту роль, потому что она хорошо показала себя на кастинге. Он никогда не смотрел испанское ТВ. «Для меня это не показатель. Я не могу осуждать актеров испанского ТВ. Я имею в виду, брр. Бедняги! У них нет времени сниматься в хорошем кино», — смеётся он.
Альмодовар всегда говорит, что с различными актёрами он работает по-своему. В «Джульетте» он ввёл строгое правило: никаких комических партий, но также никаких слёз и переигрываний. Суарес он дал прочитать книги о боли и потери, включая Джоан Дидион «Год магического мышления», в то время как Угарте велел научиться манерам и социальной истории.
«Так, как я направлял Ариадну, это в некотором роде, было физическим. Необходимо было объяснить, как вели себя молодые девушки в 80-х годах. Девушки её возраста сегодня отличаются от девушек тех времён. Мне нужно было объяснить, что ощущает девушка из 80-х, которая трахается с мужчиной в поезде. Это было ощущение непостижимой свободы и равенства среди людей, которых я знал, мужчин и женщин. Сексуальность девушек была равносильна сексуальности мужчин. Самое плохое, чему я мог научить Адриану, — это быть женщиной из 80-х».
У кого, как ни у Альмодовара есть знание о том, как женщины ведут себя сейчас, он, конечно, грустит по пиренейской субкультуре — для кинозрителей по всему миру его имя является синонимом духа Испании 80-х годов. Он родился в деревне Ла-Манча, переехал в Мадрид в 1968 году, принимал участие в андеграудном театре и начал снимать фильмы под впечатлением от Энди Уорхола, Джона Уотера и голливудской мелодраматической традиции (он также был предан Бергману и Антониони). В конце концов он стал лицом «Мадридской движухи» — культурного явления в искусстве, музыки, дизайна, ночной жизни и свободы, которое происходило в середине 80-х как дико эклектичная реакция на конец диктатуры Франко.
Ранние работы Альмодовора были провокационными, чересчур сексуальными, в них присутствовало комическое легкомыслие. Его первая лента 1978 года называлась «Folla ... folla ... fólleme Тим». Спустя два года вышел его крупный дебют «Пепи, Люси, Бом и остальные девушки», предложенный режиссером для конкурса по борьбе с эрекцией. Его фильмы из 80-х являются классикой квир-кино, хотя Альмодовор всегда отказывался от звания «гей-фильм-мейкера». Одна моя знакомая вспоминает, как на вопрос, делает ли он гей-фильмы, он ответил молниеносно: «Спрашивали ли Хичкока, делал ли он фильмы о жирных?»