* * *
Это облако? Нет, это яблоко
Сергей Гандлевский
немоту листопада в саду и осеннюю гарь
держит цепкая память как мумию мошки янтарь
растворяя события тихим потоком летейским
рефлексируя в рифму о том что от жизни не взял
что на кухне извечной собраться с друзьями нельзя
все пути разошлись как проспекты от адмиралтейства
art nouveau отбирает у осени форму и цвет
и уже невозможно составить словесный портрет
неприкаянных нас из оставшихся красок и линий
но коснётся оскомины крыш предрассветная дрожь
и балладу о чижике-пыжике вдруг запоёшь
над колодцем двора после сорокалетней пустыни
если песня не в шутку и выдумать лучше не смог
да хранит её стол как иголку оставленный стог
где усталый боец не заметил потери отряда
словно аппликатуру прелюдии для Х.Т.К.
в холодеющем воздухе ищет ответа рука
это облако? нет это яблоко райского сада
* * *
биполярные звёзды слезятся с небес
астронавты не спят на борту эм ка эс
полночь заткана мокрой сиренью
потерпи тяготение мысли пройдёт
мимоходом где «мимо стоит идиот»
с ностальгическим мировоззреньем
ожидает погоды под ртутным столбом
как и ты любит золото на голубом
композитора гребенщикова
и его над собою не чуя страна
погружается в омут а там тишина
даже шумана нет никакого
джаз
нестерпимо темно по утрам
словно птицей шинель распласталась
петербургского неба усталость
подоприте месье монферран
слишком близко оно подошло
хороши знать небесные дрожжи
скоро ангелы станут прохожих
по-отечески брать под крыло
чтобы не был последний из нас
одинок как полуденный выстрел
не стреляйте месье в пианиста
я люблю этот медленный джаз
* * *
весь этот джаз непостижимый
цикад назойливый санскрит
когда в онлайновом режиме
звезда с звездою говорит
когда щекочет кьянти нёбо
как небо кромка тополей
зачем лицо наверно чтобы
не узнавать себя в стекле
стакана спрятавшись в тоскане
среди туристов от тоски
от сжатых между отпусками
неразличимых дней деньских
душа утешь меня больного
когда забудет нас фэйсбук
перескажи мне слово в слово
цикад созвездия судьбу
бессонница
звезда с звездою говорит
что в имени твоём пульхерия
изгибов яблони артрит
избитый гоголь птица с перьями
то пишет словно обуян
метаморфозой экзальтации
то под невидимый роман
подносит спичку злыми пальцами
в его диканьке ночь глуха
как разлагающийся висельник
как пётр до криков петуха
с мечом послушным
и бессмысленным
* * *
браконьеры на снегу
ищут след своей добычи
есть у них такой обычай
бить во всё как по врагу
всё что движется в лесу
и оно об этом знает
прячет всё волков и заек
волк всему тамбовский друг
жаль не встретилась ему
человеческая особь
в дни когда искала способ
дать развитие уму
всё тогда бы на корню
пресекло ростки прогресса
и не вышла бы из леса
приодевшаяся ню
не стрелял бы жорж дантес
в то другое всё что наше
браконьер хотел наташу
всё убил и сам исчез
вот и мы во всей красе
всё готовое от гуччи
ждём прикидываясь тучей
винни-пух и все все все
* * *
туман в саду… открытое окно
в такой минор настраивают душу
что хочется лечь озером на дно
и разрыдаться изо всех лягушек
как мальчик из пещеры тешик-таш
дать вечного дрозда или другую
какую-нибудь птицу но не дашь
ни ласточку ни весть её благую
и солнце в дымке жмурится и слив
тугая оболочка сладость копит
прости листва что был нетерпелив
твой слушатель утрачивая опыт
бессмертия ребёнка за игрой
в солдатики на гекельберри-финской
войне где всякий дрозд уже герой
и ласточка почти настасья кински
* * *
About suffering they were never
wrong, The Old Masters...
Wystan Auden
выйти листиками пошуршать
в сладковато-задумчивом сквере
станиславский сказал бы не верю
будто держит в потёмках душа
осязание птицы и зверя
лабиринты норы и гнезда
где ласкает холсты летаргия
аrbor vitae сказал бы вергилий
для тебя зеленело всегда
умирали обычно другие
но рассыпалась сна пелена
всяк спросонья особенно смертен
инфернальным дыханием ветер
подымает икара со дна
листопада и в просини вертит
и от ужаса не убежать
краски брейгеля рвут капилляры
был секрет у художников старых
выйти листиками пошуршать
в предвкушенье чумы и пожара
и движением карандаша
сухожилья надрезать икару
* * *
сладко пахнет белый керосин
самолётов что не унесли нас
от больных отеческих осин
на эгейский остров скажем хиос
или патмос где впотьмах писал
богослов о том как накипело
на душе прильнувшей к небесам
не мучнистой бабочкою белой
* * *
незабудки боярышник заводи те
что судеб режиссёр оставляет за кадром
по весне проступают и жалко детей
изучающих в классах число авогадро
потому что боярышник неповторим
соловья не из пикселей брайля слепили
да и мы светлячками под хмелем сгорим
лишь слегка увеличив запас энтропии
или встретив прекрасное утро одно
позабудем навек человеческий улей
о мой друг отмотать бы на годы кино
тот эдем из которого в люди турнули
отмотать мир укромных зверей и пичуг
где совсем ни за что нас любили а ныне
ни за что нас не любят и ангелов цуг
постаревших увяз в мировой паутине