Впервые публикация прозвучала в журнале «Новое литературное обозрение» [номер 1 (35), 1999].
* * *
От звезд, ушедших под кромку льда,
судьбы двойные глаза.
Лучи, пронзив неземную даль,
сиянье выносят за
предел, поставленный сталью неб,
кольцом полярных огней.
Полет замедлен в бессонном сне,
луной облит Водолей.
На черной глуби седеет мел,
за днем исторгнута ночь.
Порвем наш перечень первых мер –
свечой костру не помочь.
Ладонь – не дно для бездомных век,
любовь – не путь к тишине.
Как жгуч неспешный бенгальский снег,
с высот искрящийся мне!
* * *
Столько лет назад, что погашен свет
в коридоре памяти – и сосед
за стеной шуршит, как бумажный крот,
что картинки в яму с собой берет.
Не пожать руки, не подставить плеч.
Говорили: нужно себя беречь, –
но где берег мшистый, пушистый яр,
уберегший прошлых дыханий пар?
Это сон сквозной, возвращенье лиц,
на карнизе кармы победный блиц
с необъятным призраком буквы «ять»,
что за каждой жизнью должна стоять.
* * *
Стекленели бусины маяков,
умножались каюты, соты.
Бредил ром романтикой моряков,
пел декабрь поседелой нотой
обо всех, презревших мороз
окаянного ликом моря,
о слиянии слов и слез
на соленом черном просторе.
Гласные
Я пел рожденье гласных. Артюр Рембо
А – цвет земли, смесь глины с черноземом,
коричневая щедрость вспаханных полей,
Я – твердый знак арбузных полушарий,
тревожный маковый иль кровяной багрец,
У – чернота ума в зрачках,
убожество лесного пепелища,
Ю – простыня снегов,
белесый отблеск слюдяных прожилок в камне,
И – моря синь,
небес искристых бирюза,
Ы – серая мышиность будней,
унылость праха и капустной кочерыжки,
О – желтая корона Солнца и Луны,
светил медвяных восковая спелость,
Е – изумруд лесов и трав,
роскошество зеленотканого ковра,
Э – благородная эссенция сирени,
вечерняя усталость фиолетовых теней.
Вот все цвета,
звучащая палитра мирозданья.
* * *
Поплыла повседневная пыль,
догорали планеты и лица...
Пусть нагая звезда мне приснится,
два крыла, раздвигающих быль.
У Икара сиреневый сок,
цвет небес, снятых на ночь с каркаса.
Где-то там, в невесомости, касса,
что гудит, как занывший висок.
Я билет свой оставил другим –
тем, чей след ярче млечной кометы.
Замерцала медвяная мета,
слово легкого счастья: «Летим!».
Публикуется впервые.
Прозостихи из цикла «Школа медленного чтения»
Поиски и находки
Началась эпоха великих подводных открытий. Все корабли теперь шли в голубую глубь. Исползав дно на «Титанике», ученые изыскали медь и серебро. В поисках угадывавшегося в солнечных бликах золота в глубины погрузились все. Мне встретилась там чудесная эскимосская девушка в шубке и сапожках. У нее как раз иссяк запас кислорода, что оказалось отличным поводом для знакомства.
Дружба до гроба
Трудно дружить со своими друзьями. Все бы хорошо, если бы не их милая привычка работать ножницами.
«Еще чаю?» — заботится друг, подравнивая мое левое ухо. «Может, водочки?» — следует вопрос уже другого друга, одновременный радикальному купированию излишков моего подбородка.
Уползя весь в бинтах, я отлеживаюсь у незнакомых недругов, а при их приближении сотворяю зверсколицевой спазм, дабы не вводить их в соблазн неожиданной дружбы.
Недружелюбная акция
На полке выстроились участники предстоящей войны человека с его подручными средствами: крейсера утюгов, блиндажи чайников, штурмовые орудия пылесосов. Торговали всем этим какие-то недобрики, прекрасно знавшие, что дело не в размерах и что можно изготовить галошу величиной с «Титаник», а потом всем миром в нее сесть.
Семинар
За круглоугольным столом скульптуры по очереди обсуждали достоинства каждой. Завешив словопрения, все они, кроме обсуждаемой, надевали падуанские шапочки и голосовали большими пальцами руки или, по наличию, ноги. За их спинами прохаживался неулыбчивый человек с тяжелым молотком. Он хищно ожидал результатов голосования.
Проверенный способ
О том, как девушке увидеть суженого, крестьяне немного умеют рассказывать. Надо спуститься на третью ступень лестницы, ведущей в хлев, нагнуть голову к коленям и посмотреть назад между ног. При помощи этого же способа можно увидеть и недоброго духа по имени Жихарь, от которого крестятся и отплевываются. Как отличить суженого от злого духа, крестьяне рассказывать не умеют.
Мед и ползут
Знаменито красивые цветы вовремя озаботились расселиться по садам с орошением и удобрением. Припозднившиеся незнаменито красивые цветы настойчиво заглядывают в сады из-за частых оград и бессильно шепчутся о справедливости и о равенстве трав. Травы никуда не заглядывают, лишь устало шелестят о насущном и заботятся вновь подняться из-под многих подошв и звериных лап.
Письма
Письма с теплотой рук подступают с парадного подъезда, долго отдыхают в кресле, видят, как облачается в макинтош уходящий ответ. Письма с теплотой сердец бесполезно стучатся у черного хода, бывают обнюхиваемы собаками и едомы крысами. Для писем с вложенными сердцами изготовил пасть изрядных размеров мусорный бак на дальних подступах к дому.
Придавленные книгой
Рано или еще раньше к человеку квадратно подступает настольная энциклопедия и задает сакраментальный вопрос: «Как жить желаете — так, чтобы попасть в меня, или чтобы я, со всем содержимым, поместилась в вас?»
Любой ответ не гарантирует ничего, кроме возможности провести свою жизнь в черно-белом сне, вместо цветного. Так книги по-тихому мстят людям.
Бомба с будильником
Бомба с будильником вызванивается в гости без приглашения, предлагает вкусить рваной Нирваны. Остается спеть ей напрасную песенку «Пусть всегда буду я». Будильник иногда вырисовывается первым, тихо тикает у входа. Лучше его услышать.
