* * *
Меняясь в пространстве, расходуя время,
теряя в дороге перчатки, зонты,
ты прибыл в ту местность, где пилят деревья
на доски длиною чуть больше, чем ты.
Отсюда и дальше уже без развилок
продлится дорога еще на чуть-чуть.
А жизнь позади как задышит в затылок,
да сильно, что голову не повернуть.
Фотография
В небо пустое после сильного ливня возвращаются птицы.
Древние вороны мягкого черного цвета,
исчезая, затвердевают.
Часы начинаются длинные,
как ресницы,
которые только у новорожденных бывают.
Взглядами, рукопожатиями теперь обменяемся мы,
может быть, даже несколькими словами.
И каждый
будет темнее света, будет светлее тьмы,
потому что все остается, что проявилось однажды.
Мел и уголь
Рука занемела от угля и мела,
от угля и мела, и карандаша.
И держится еле рубашка на теле,
рубашка на теле да в теле душа.
Свой путь подытожил безвестный художник,
безвестный художник и гений тайком.
Он личную драму вписал в панораму,
в оконную раму войдя босиком.
* * *
Памяти Е.В. Панаско
Ранняя беда. Близкая вода.
Близкие друзья, женщины и гвозди.
На земле отбыв все свои года,
вы ушли домой. Мы – пока что гости.
Я – пока что гость. Вот землицы горсть.
А в ушах еще не остыл Ваш голос.
Накатилась и поползла с полос
городских газет траурная новость.
Вышло по весне умереть во сне.
Стало все равно, что вчера, что завтра.
А у нас еще остается снег.
Как-никак всего середина марта.
* * *
Поэт, не пишущий стихов,
меж небом и землей, как зонт,
экран, что отражает Бога.
Но Бог, случается,
прорвет
материю
немного.
* * *
Между радостью и грустью
мы бредем по захолустью,
по загаженному устью,
где гнилые камыши.
Ни кувшинок нет, ни лилий -
рыжий труп автомобиля
да бутылки из-под пива,
как тела из-под души.
Чюрленис. Истина
Я так и знал. Движение – есть мы,
неудержимое, пока хватает нас,
пока свеча, манящая из тьмы,
пока звезда, горящая анфас.
И если отблеск на чужом плече –
для всех вещей единственная мера,
как отличиться маленькой свече
от звезд ночных, горящих в дальних сферах?
* * *
Шел снег, оставляя следы Мандельштама.
И в каждом сугробе
я видел надгробье
поэта,
полета,
и в каждом прохожем
подобие шрама
на коже
белого переплета.
* * *
Душа, любовь, мечта, свобода,
дорога, звезды, счастье, Бог.
Философ вышел из народа,
народ, оставшись, занемог.
И то нутро, что в нем осталось,
пошло-поехало шуметь:
успех, желанье, сила, слава,
война, богатство, тело, смерть.
* * *
Виктору Казакову
Ты, говорят, живешь, как птица,
ну а у птиц житье – не сахар.
Едва успеешь опериться,
уже всю ночь дрожишь от страха:
за все молчанья после пенья,
за продолжение полета,
за то, что все твои мгновенья
всегда подсчитывает кто-то.
Он сыплет в клетку крошки хлеба,
чтоб ты попел еще немного.
А купол клетки – купол неба,
а клетка – в комнате у Бога.
