Художник: Лера Чуйкова
История – это правда, которая становится ложью.
Миф – это ложь, которая становится правдой.
Жан Кокто
История из жизни во имя острого сюжета преображается в неузнаваемую историю. Мифы придумываются, но их принимают за правду. В мифе тотального кино создание образа, тождественного реальности не оставляет сомнения, что зритель поверит в увиденное и у него не закрадется сомнение, что перед ним миф.
«Самое «реалистичное» использование кинокамеры включает в себя дискретное изображение пространства в той мере, в какой киноповествование имеет «синтаксис», состоящий из ритма соединений и разъединений», – писала С. Сонтаг в эссе «Театр и кино». Почему зарождающееся кино стало стремиться к мифу интегрального реализма, если в театре существовала условность и не было задачи стереть ощущение, что происходящее на сцене происходит и в реальности?
Кинематограф пытается отойти от копирования театральных представлений, отодвигая театральную традицию и игру «настоящим» миром, в котором образ скопирован с реальности.
Искусство делает из реальности реальное. В рамках художественного пространства есть своя реальность, а за ней стоит реальное – возникающие образы и ассоциации, эмоции от воспринятого. Миф тотального кино стремится сравнять реальное с реальностью, а это может привести к катастрофе обесценивания искусства, которое пытается убить художественную реальность реальным.
Миф интегрального реализма можно сопоставить с легендой об Апеллесе. Апеллес так изумительно написал красками гроздь винограда, что воробьи обманывались и слетались на картину. Б. Балаш в книге «Становление и сущность нового искусства» пишет, что эта легенда умалчивает о том, удалось ли воробьям насытиться этим виноградом. Ведь это была лишь картина, изображение. Пусть оно казалось гроздьями винограда, все равно действительностью это не было. Так же и в интегральном реализме: автор может создать образ реальности тождественный самой реальности, но зритель не сможет им впечатлиться так, как впечатляется альтернативной художественной и одухотворяющей реальностью так, как птицы не могут насытиться нарисованным виноградом. Искусство должно быть пропущено через призму собственного восприятия и обладать гипнозом – невообразимой и неизведанной магией, которой реальность интегрального мифа не обладает.
Б. Балаш пишет, что европеец, созерцая художественное произведение, воспринимает внутренне пространство картины с его замкнутой экспозицией как совершенно недоступное пространство. В восточной же культуре бытуют мифы о том, что художник может сам зайти в свою картину и пропасть там навсегда. Скорее всего, миф интегрального реализма больше нужен европейскому зрителю, восточный же зритель не нуждается в том, чтобы действительность была показана на экране. Ему будет достаточно выйти на улицу, а не смотреть через экран. Европейский же зритель требует доказательств. Его воображение не может перенестись в картину, такого не существует, а значит картина сама (в данном случае реальность) переносится к зрителю с помощью мифа тотального кино. Но смотреть через экран на образ реальности все равно что представлять себя сытым, даже не притронувшись к еде. Этот миф быстро развеивается в будущем.
В миф о тотальным кино нельзя поверить надолго, но можно обмануться. Синопсис киноповествования будет напоминать моргание глаз, но человек не сможет абсолютно поверить и любить реальность, в которой все так же подробно, как в действительности, но есть отличие – его самого там нет. Этому мифу правдой стать не суждено.