Художник:
Через двор в летнем голубом платье шла маленькая девочка. Она шла, практически не останавливаясь, только на некоторое время заинтересовалась большой лохматой собакой, которая послушно вытерпела все поглаживания и попытки схватить ее за лапу.
Костя отодвинулся от окна и раздраженно посмотрел на хлопотавшую рядом с ним мать, которая никак не могла до конца определиться, что ей делать: мыть посуду или готовить. Он постукивал пальцами по столу, но мать никак не отреагировала, и тогда он, усевшись на стул, просипел:
– Идет.
– Кто идет? – радостно, нараспев, спросила она, но оглянувшись на сына, сразу все поняла и мгновенно сникла. Она взяла полотенце и принялась вытирать им руки, но будто бы сразу опомнившись, потому как руки были сухие, отложила полотенце и начала перекладывать продукты с места на место.
– Привечаешь всяких. Что она к нам все ходит? – сквозь зубы проговорил Костя.
– Не знаю... Не знаю... Ну ходит и ладно. Тянет ее сюда... почему-то...– Ее приподнятое настроение заметно угасало.
– Мы ей не семья. Мы можем ей и дверь не открывать.
– Ну как это не открывать. Ты что... что ты такое говоришь... что он подумает... и.. – Мать осеклась, не договорила.
– Пусть, что хочет, то и думает, – перебил он – Он нам тоже больше не семья.
Мать с укором посмотрела на сына. В дверь робко позвонили.
– Открой дверь, – устало отозвалась она. – Ну, иди.
Костя встал со стула и медленно прошел до двери, так же медленно, с отвращением, посмотрел в глазок. На пороге стояла маленькая девочка лет шести и лучезарно улыбалась.
– Привет, братик.
– Проходи, – поворачиваясь к ней спиной и уже направляясь в кухню, пробурчал Костя.
Девочка быстро разулась и прошла следом за ним.
– Здравствуй, Анечка. – Мать натянуто улыбалась. – Ты что, одна железную дорогу переходила? Это опасно, ты еще маленькая.
– Ха! Я маленькая? Я уже за продуктами сама хожу и маме во всем помогаю. – Звонко сказала Аня и сдула челку, которая отросла и лезла ей прямо на глаза.
– Вечно хвастаешься. Волосы постригла бы, а то как лахудра. – Костя не смотрел на Аню, угадывая, что Аня от этого разольется «своей мерзкой улыбочкой».
– Я не хвастаюсь, как есть, так и говорю.
– Анют, давай чай пить, – женщина, не дожидаясь ответа, поставила чайник на плиту и достала коробку конфет из верхнего шкафчика.
– Эти зачем? Эти мы на праздники только открываем. – Костю трясло и от Анечки, и от лицемерия матери. Та, в свою очередь, смирила его взглядом и отправила мыть кружки.
– Костюнчик-ворчунчик, – Аня весело засмеялась и коснулась руки Кости. Костя отдернул руку, встал со стула, подошел к раковине и принялся с яростным усердием натирать кружки.
– Дырку не протри.
Они пили в тишине чай, мать участливо смотрела на Аню, Аня – на Костю, Костя хмурился.
– Проводи сестру, – после чаепития и соблюдения предписанных этикетом приличий, обратилась к сыну мать. – А я приберусь пока. – Как бы предупреждая его возражения, вдогонку.
Дети шли по улице в полном молчании. Аня нарочно не поддавалась ускоренному шагу Кости, растягивая прогулку, с подчеркнутым интересом рассматривая голубей, прохожих, качаясь на встреченных ими качелях. Проходя мимо продуктового рынка, она резко замерла у одного из прилавков.
У лавки с фруктами полная улыбчивая тетка, скучающим взглядом оценивая прохожих, обратилась к Косте, ткнув пальцем на Аню:
– Какая у тебя сестра хорошенькая.
– Она мне не сестра и она не хорошенькая. Что в ней хорошенького? Волосы вечно замусолены, нос огромный, зубы кривые.
– Ну зубы, положим, у нее молочные, выпадут, новые вырастут не кривые, – при этом тетка засмеялась и уже сквозь смех добавила. – А нос твой не меньше.
Минуя торговые ряды, Костя, переборов негодование, спросил:
– Как дела у папы с мамой твоей?
– Они в спальне закрываются и начинается «бубубу» и «татата», – что-то странное мелькнуло в ее обычно веселых глазах.
– Что это такое «бубубу и «татата»?
– Что тут непонятного? Он «бубубу», а она «татата».
Костя хмыкнул.
Прямо перед железнодорожными путями он, наконец, решился:
– Не приходи к нам больше, – пробурчал он сквозь зубы.
– Чего? – не расслышав, улыбаясь во весь рот, переспросила она.
– Не приходи к нам больше, – раздельно, так же тихо, но четко проговорил он.
– Чего это? Приду. Мы же брат и сестра, – сказав это, она перебежала через железнодорожные пути, почти прямо перед приближающимся поездом.
– И ни капельки мы не похожи, – дрожащим голосом крикнул он.
Она обернулась и крикнула в ответ:
– Похожи!
– За эти слова я тебе знаешь что... задницу надеру, – и он сжал кулаки.
– Попробуй, – она зеркально сжала кулаки.
– Получишь у меня.
– Давай, давай.
Поезд приближался. Аня стояла напротив Кости и, покачиваясь из стороны в сторону, сжимала маленькие кулачки.
Он стоял напротив железной дороги, по которой мчался поезд, и через проемы между вагонов видел ее лицо. Она не уходила. И он тоже. «Уйдет или не уйдет».
Сердце вздрагивало каждый раз, когда вагонная банка скрывала обочину железнодорожных путей, на которой стояла Аня, но в просветах, открывающих ее упрямое лицо, облегченно отпускало.
